Osip Mandelstam

òèõè î Ñòàëèíå» (äàëåå -ÑîÑò) è «Ñòèõè î íåèçâåñòíîì ñîëäàòå» (äàëåå -ÑîÍÑ), êàê èçâåñòíî, áûëè ñîçäàíû Ìàíäåëüøòàìîì â íà÷àëå 1937 ãîäà â Âîðîíåaeå. Îáå âåùè, ñëåäîâàâøèå äðóã çà äðóãîì -â ÿíâàðåôåâðàëå íàïèñàíû ÑîÑò, â ìàðòå -àïðåëå ÑîÍÑ, -ïðåäñòàâëÿþò ñîáîé ïîñëåäíèå ðàçâåðíóòûå ïîýòè÷åñêèå âûñêàçûâàíèÿ Ìàíäåëüøòàìà íà ñîöèàëüíûå òåìû.  ðàáîòå, ïðåäñòàâèâøåé ðàäèêàëüíî íîâóþ èíòåðïðåòàöèþ ýòèõ òåêñòîâ, Ì. Ë. Ãàñïàðîâ îïðåäåëèë èõ òåìàòèêó êàê âçàèìîñâÿçàííóþ, ñîîòíåñåííóþ äðóã ñ äðóãîì: «î âîaeäå, êîòîðûé äàåò èìÿ ýïîõå, è î áîéöå, êîòîðûé ïîãèáàåò áåçûìÿííûì» 1 . Îñòðî-ñîöèàëüíûé è îñòðî-ïîëèòè÷åñêèé ñìûñë è ïàôîñ ýòèõ âåùåé îáóñëîâèëè èõ ñëîaeíóþ è âî ìíîãîì òðàãè÷åñêóþ ñóäüáó â ñîñòàâå ìàíäåëüøòàìîâñêîãî íàñëåäèÿ. 1 à à ñ ï à ð î â Ì. Ë. Î. Ìàíäåëüøòàì. Ãðàaeäàíñêàÿ ëèðèêà 1937 ãîäà. Èçä. 2-å. ÑÏá., 2013, ñòð. 9. 2 Î ñóùåñòâîâàíèè íåêèõ ñòèõîâ Ìàíäåëüøòàìà, «ãäå îí õâàëèò Ñòàëèíà», âïåðâûå ñòàëî èçâåñòíî èç âîñïîìèíàíèé Àííû Àõìàòîâîé: À õ ì à ò î â à À. Ìàíäåëüøòàì (Ëèñòêè èç äíåâíèêà) -Âîçäóøíûå ïóòè: Àëüìàíàõ. Ðåä.-èçä. Ð. Í. Ãðèíáåðã. Íüþ-Éîðê, 1965. [Âûï.] IV, ñòð. 38. Àõìàòîâà äàòèðîâàëà ýòè ñòèõè ïðåäïîëîaeèòåëüíî 1935 ãîäîì. « Slavic Review 3 .  1976 ãîäó ýòîò aeå òåêñò (â íåñêîëüêî áîëåå ïîëíîì âèäå) áûë íàïå÷àòàí Áåíãòîì ßíãôåëüäòîì â Øâåöèè 4 . Íàêîíåö, îêîí÷àòåëüíûé âàðèàíò ÑîÑò óâèäåë ñâåò â 1981 ãîäó â 4-ì, äîïîëíèòåëüíîì òîìå Ñîáðàíèÿ ñî÷èíåíèé Ìàíäåëüøòàìà ïîä ðåäàêöèåé Íèêèòû Ñòðóâå 5 . Âî âñåõ ýòèõ ïóáëèêàöèÿõ, ïåðâûå äâå èç êîòîðûõ èçáåãàëè óêàçàíèÿ íà èñòî÷íèê, à òðåòüÿ ñêóïî îáî-çíà÷àëà åãî êàê «ñïèñîê, ñîõðàíèâøèéñÿ â àðõèâå» 6 , òåêñò íàçûâàëñÿ «Ñòèõè î Ñòàëèíå». Ïðè ðåïóáëèêàöèè ÑîÑò â ÑÑÑÐ/Ðîññèè, íà÷èíàÿ ñ 1989 ãîäà, àâòîðñêîå íàçâàíèå íå âîñïðîèçâîäèëîñü -â îäíèõ ñëó÷àÿõ ïî íåáðåaeíîñòè 7 , â äðóãèõ -èç-çà îáðàùåíèÿ ê èíîìó èñòî÷íèêó òåêñòà 8 . Ïðåaeäå ÷åì ïðèñòóïèòü ê îïèñàíèþ ýòîãî «èíîãî» (è äðóãèõ) èñòî÷íèêîâ ÑîÑò, íåîáõîäèìî îòìåòèòü, ÷òî èçó÷åíèþ òåêñòîëîãèè äàííîé âåùè è åå ìåñòà â íàñëåäèè Ìàíäåëüøòàìà ñåðüåçíî ïðåïÿòñòâóåò ïðîâåäåííàÿ Í. ß. Ìàíäåëüøòàì â 1939 -1950-õ ãîäàõ ñîçíàòåëüíàÿ ðàáîòà ïî ìèíèìèçàöèè è ñîêðûòèþ ñëåäîâ ÑîÑò â òâîð÷åñêîì àðõèâå ïîýòà. Íà÷èíàÿ ñ 1935 ãîäà ìåaeäó Î. Ý. è Í. ß. Ìàíäåëüøòàìàìè ñóùåñòâîâàëî íàðàñòàþùåå íàïðÿaeåíèå, âûçâàííîå ðàçëè÷íûì ïîíèìàíèåì îðãàíè÷íîé äëÿ ïîýòà ñîöèàëüíîé ñòðàòåãèè è ïðèâåäøåå ê íà÷àëó 1938 ãîäà «ìîaeåò áûòü, äàaeå ê ðàçðûâó» 9 èõ îòíîøåíèé. Äâèaeåíèå Ìàíäåëüøòàìà â ñòîðîíó îò «îòùåïåíñòâà» ê «ðåñîöèàëèçàöèè», ëîÿëüíîñòè ñîâåòñêîé äåéñòâèòåëüíîñòè è ëè÷íî Ñòàëèíó âñòðå÷àëî ñîïðîòèâëåíèå è íåïðèÿòèå åãî aeåíû, äîñòèãàþùåå àïîãåÿ ê ñåðåäèíå 1937 ãîäà, îòìå÷åííîé íàïèñàíèåì «Ñòàíñîâ» è óâëå÷åíèåì ïîýòà Å. Å. Ïîïîâîé, îòëè÷àâøåéñÿ äåìîíñòðàòèâíûì ñòàëèíèçìîì 10 . ÑîÑò, êàê öåíòðàëüíûé äîêóìåíò ýòèõ óìîíàñòðîåíèé Ìàíäåëüøòàìà 11 , âûçûâàëè ó Í. ß. Ìàíäåëüøòàì îñîáîå ðàçäðàaeåíèå è áåñïîêîéñòâî 12 . Íàì êàaeåòñÿ,

Русский модернистский кружок «Голубая келья» в Вильно начала XX века по рукописи архиепископа Виленского и Литовского Алексия (в миру Александра Петровича Дехтерева; 1889–1959) «Мой дневник „Борьба с символизмом“. Вильно 1913–1914–1915», хранящейся в Отделе рукописей Библиотеки Академии наук Литвы имени Врублевских: характеристика литературных ориентаций и круга чтения (Анна Ахматова, Александр Блок, Андрей Белый, Федор Сологуб, Николай Евреинов, Вячеслав Иванов, Иван Коневский, Михаил Кузмин, Осип Мандельштам и другие) участников кружка и его ближайшего окружения – поэт и эсперантист Георгия Дешкина, музыкальный педагог, пианист, композитор («Взвейтесь кострами») Сергей Кайдан-Дешкина, художник и поэт Владимир Девятнин, актер, впоследствии и кинорежиссер Михаил Доллер, поэт Евгений Краснянский, драматический артист и автор стихов Алексей Юркевич (его брат Мстислав – художник супрематист).

Pavel Lavrinec. “The Fight against Symbolism” by A. P. Dekhteriov
Before World War I, Russian literary circle of the modernist, mainly symbolist orientations, named “Blue cell”, was acting in Vilnius. The interests of participants of this group are characteristic and typical for Russian modernist literature of the beginning of 20th century. Valuable information about the participants of the group, their interests, creative preferences remained in a diary titled “The Fight against Symbolism” by one of the members, who later became Orthodox archbishop of Vilnius and Lithuania Aleksij (born Alexander Dekhteriov; 1889–1959), poet, writer, and publicist. The diary kept in the Manuscripts Department of the Wróblewski Library of the Lithuanian Academy of Sciences. The article analyzes the program of the literary group and reconstructs its hierarchical structure (with the stages of initiation as a boy, a brother, a master), composition (painter and poet Vladimir Devyatnin, poet and esperantist Georgy Deshkin, poet Evgeny Krasnyansky and others) and range of reading of participants (including such authors as Aleksandr Blok, Andrey Bely, Anna Akhmatova, Mikhail Kuzmin etc.), which reflects the aesthetic attitudes of “brothers” and their “service to beauty”.

Монография Л. Г. Пановой «Мнимое сиротство: Хлебников и Хармс в контексте русского и европейского модернизма» – попытка подвергнуть художественные произведения, манифесты и жизнетворческие практики первого авангарда непредвзятому рассмотрению, не зависимому как от культа авангарда, так и от сложившейся за столетие инерции его восприятия. В монографии проблематизируются: природа первого авангарда, легитимность того уникального места, которое он занял в сегодняшнем литературном каноне, и масштаб его новаторства (письмо с якобы чистого листа без опоры на предшественников). В развитие этой исследовательской программы прокладываются увлекательные интеллектуальные маршруты от существующих трактовок прославленных произведений Велимира Хлебникова («Заклятия смехом», «Мирасконца», «Ка», «Зангези» и др.) и знаменитой пьесы Даниила Хармса «Лапа» – через их контекстуализацию – к новым. В результате у обоих писателей обнаруживается богатейшая доавангардная родословная. Драматического пика анализ творчества Хлебникова и Хармса достигает при обсуждении их программных жестов разрыва с традицией, типа бросания Пушкина с парохода современности, долженствовавших отвлечь внимание аудитории от предшественников и сфокусировать его на грандиозном авторском «я». В целом оба писателя оказываются, сами того не желая, типичными представителями модернизма, разделяющими со своей эпохой интеллектуальные моды, сюжеты, мотивы, жизнетворческие и рекламные стратегии. Их принадлежность к модернизму демонстрируется и в разделе, посвященном нумерологическому топосу русской литературы. Почерпнув математический репертуар у современников-модернистов, Хлебников использовал его для создания своих автомифологем «Король времени» и основатель «звездного языка», на которые затем нетривиальным образом отреагировали обэриуты, а также другие модернисты, как авангардного, так и неавангардного толка, от Михаила Кузмина и Евгения Замятина до Вениамина Каверина и Осипа Мандельштама.
Для филологов, специализирующихся на авангарде и модернизме, и широкого круга читателей, интересующихся историей русской литературы. Второе издание, испр. и доп., - 2018.

Начало монографии см. здесь -  https://id.hse.ru/books/226935985.html ; там же ссылка на сайт, продающий электронную версию книги .

An Imaginary Orphanhood: Velimir Khlebnikov and Daniil Kharms in the Context of Russian and European Modernism (1st. ed. 2017, 2nd ed. 2018) by Lada Panova takes a new and revisionist look at the Russian avant-garde. It examines the literary works, manifestoes and life-as-art practices of Velimir Khlebnikov, Daniil Kharms and other avant-garde authors, countering various critical myths about the avant-garde (including its own), especially the notion that the movement arose ex nihilo, totally rejecting all authority or precedent and “writing from a clean slate.”
An Imaginary Orphanhood offers provocative readings of the most celebrated works by Khlebnikov (“Incantation by Laughter,” The World in Reverse, “Ka,” Zangezi, etc.) and of Kharms’ much discussed play Paw. In each case, analysis begins with an overview of accepted interpretations; goes on to contextualize the work by examining relevant intellectual fashions, cults and patterns of the epoch that came into play; and ends up offering some unexpected conclusions.
Among other things, this reexamination of Khlebnikov and Kharms’ works reveals the authors’ rich pre-avant-garde literary pedigrees. The demythologization of the “orphanhood” proclaimed by the first avant-gardists culminates in a discussion of Khlebnikov and Kharms’ programmatic gestures of rupture with tradition, such as the well-known call to throw Pushkin and the classics off the steamboat of modernity. These gestures aimed at deemphasizing the writers’ links to their predecessors and focused readers’ attention instead on their own grandiose selves. In reality, both Khlebnikov and Kharms emerge, unwittingly, as true sons of modernism who shared its intellectual concerns, as well as its strategies for self-advertising and for making art out of life (zhiznetvorchestvo).
The modernist manner of avant-garde thinking is also demonstrated in a section dedicated to the numerological topos in Russian literature. Khlebnikov reworked the modernist numerological repertoire, generating self-promotional mythemes and laying claim to such titles as “King of Time” and Founder of the universal “star language.”  These in turn provoked lively responses from Oberiu and other modernists, including Mikhail Kuzmin, Evgenii Zamiatin, Veniamin Kaverin and Osip Mandel’shtam.
An Imaginary Orphanhood targets specialists in Russian modernism and Russian avant-garde, as well as a wider readership interested in Russian literature.

В настоящей статье предлагается расшифровка одного из самых темных стихотворений Осипа Мандельштама. Отправной точкой послужила следующая гипотеза: во «Внутри горы бездействует кумир» Мандельштам имеет дело с сакральностью власти автократа — феноменом, свойственным как Древнему Египту и Вавилону, так и русской истории, включая советский период. Образный строй стихотворения, его стилистика, словоупотребление, лирический сюжет и, наконец, причудливая, «матрешечная» интертекстуальная структура направлены на подрыв кумиропоклонничества по отношению к властителю. Недаром этот обобщенный персонаж показан отвратительным, старым, пережившим свой век и вошедшим в стадию распада. Самые сильные подтексты стихотворения — Критский старец («Божественная комедия»), золотой кумир Навуходоносора (Книга пророка Даниила), медный всадник (поэма Пушкина), не говоря уже о пещерном храме Рамсеса Великого в Абу-Симбеле, — высвечивают истинную природу кумира: это правитель, получающий божественные почести. Буддийские ассоциации, которые до сих пор были главным объектом обсуждения, когда речь заходила о «Внутри горы..»", там, безусловно, наличествуют, но важны они не сами по себе, а как подчиненные вышеуказанной теме: правителя-бога.


The article «Inside the Mountain Idles... the Subtext? Figuring out Mandel'shtam's Idol» is an attempt to decipher one of Osip Mandel'shtam's most enigmatic poems. As a point of departure, it hypothetically states that the poem "Inside the Mountain Idles an Idol" deals with the sacredness of an autocrat inherent in Ancient Egyptian, Babylonian, as well as Russian/Soviet history. The poem's imagery, its diction, wording, plot and, last but not least, whimsical intertextual matryoshka-like nesting pattern are all means of undermining this kind of idolatry. The generalized idol is portrayed as a ghastly old creature who has outlived his age and is decaying. To name a few of the most powerful subtexts, the Old Man of Crete from The Divine Comedy, King Nebuchadnezzar's gold idol from The Book of Daniel, Alexander Pushkin's Bronze Horseman, not to mention Ramses the Great's rock "Abu Simbel" temple, highlight the idol's nature, which is that of a ruler worshipped as god. Buddhist associations, so far the main point in the critical discussion of "Inside the Mountain Idles an Idol", relevant as they are, should be seen as helping embody the ruler-god theme.

Литературная биография Осипа Мандельштама советских лет-это история его попыток быть писателем и зарабатывать литературным трудом в эпоху радикальных социальных изменений, касавшихся и самого статуса литературы, и устройства ее существования в обществе. Детальная реконструкция советского литературного быта 1920-1930-х годов и новый взгляд на социальные стратегии Мандельштама в книге Глеба Морева.

Статья посвящена анализу стихотворения О. Мандельштама «Нет, не спрятаться мне от великой муры...». Стихотворение известное, но сравнительно мало исследованное, текст его довольно герметичен, смысл большинства образов не выяснен. В данной статье, на основании мотивного анализа стихотворения, в том числе и его черновых редакций, прочитанных И. М. Семенко, а также мемуарных свидетельств предлага-ется новая интерпретация: собеседником и антагонистом лирического героя является Анна Ахматова. Герой едет на трамвае в начале 1930-х годов и одновременно вспоминает о поездках на извозчике с Ахматовой в 1917–1918гг. Такая трактовка позволяет прояснить семантику всех элементов стихотворения: отчаянно-валь-сирующую интонацию, мотив извозчика, мотив игры, образ «курвы», сравнение с воробьем и др. У всех них обнаруживается биографический подтекст, связанный с отношениями Мандельштама и Ахматовой.

Мы живем, под собою не чуя страны" О.Э. Мандельштама в четырёх переводах на английский и французский 1. Количество переводов поэзии Мандельштама на английский таково, что, если нет цели писать о них отдельную монографию, нужно сузить тему -например, до переводов какого-то одного стихотворения. На французском есть тоже немало переводных изданийсм., например, избранную библиографию в L'horizon est en feu [Para 101]. Я решила выбрать для этой работы стихотворение, которое особенно значимо для Мандельштама (и мандельштамоведения). «Мы живем, под собою не чуя страны…» -бесспорно один из таких текстов. 2. Что касается работ о переводах поэзии Мандельштама, существует довольно много рецензий; Галина Овчинникова выпустила книгу «Социокультурный анализ реалий в переводных текстах поэзии Осипа Мандельштама». Исследовательница изучила переводы стихов Мандельштама на английский, французский и болгарский язык. Она отмечает, что слова, за которыми стоят реалии, часто транскрибируются, а также что «[м]ногие реалии, отражающие явления советской эпохи, адаптировались в языках перевода и стали интернациональными» [Ovchinnikova 62]. К сожалению, работу нельзя назвать вполне авторитетной.

This article offers a detailed analysis of Osip Mandelstam’s poem Na otkosy, Volga, chlyn’, Volga, chlyn’. The main purpose of the paper is to describe how the poet uses folklore and pseudo-folklore traditions to create his own text. The author concludes that certain words and metaphors dispersed in Mandelstam’s poem refer to folklore topoi. As a result, the poem seems to be intuitively understandable despite the fact that the grammatical structure complicates the perception of its semantics. Thus, Mandelstam’s poem does not appear to be “obscured” (tëmnoe), contrary to what has been commonly pointed out in previous studies. Moreover, even immanent analysis allows the reader to understand the main semantic features of the text. The article calls into question the intertextual approach, which is the most common, to the late work of Mandelstam.

Intersezioni: Rivista di storia delle idée. Anno XXVII, numero 3, dicembre 2007. Ed. Massimo Lollini. 475-486 La traduzione letteraria è stata usata storicamente per diversi scopi culturali ed è stata,di volta in volta, adattata ai bisogni particolari di un dato tempo e di un dato autore. Nel Rinascimento, la traduzione ha aiutato a colmare la lacuna percepita fra l'Antichità e l'era moderna; la traduzione romantica è servita ad alimentare un'esigenza della figura dello straniero ed a contribuire a determinare la Weltliteratur di Goethe; la traduzione modernista è servita da laboratorio per la formazione di nuovi stili.

The Road to Stalin": Mandelstam's Ode to Stalin and "The Lines on the Unknown Soldier" Any given word [slovo, utterance] arrives with a bundle [puchkom], and meaning sticks out of it in various directions, without aspiring toward any single [odny, homogeneous] official end. In pronouncing the word "sun," we are, as it were, undertaking an enormous journey to which we are so accustomed that we travel in our sleep [sne, dream]. What distinguishes poetry from automatic speech [rechi] is that it rouses us and shakes us into wakefulness in the middle of a word. Then it turns out that the word is much longer than we thought, and we remember that to speak [govorit', talk, signify, testify] means to be on the road [v doroge, en route] forever.

В этой книге выделяется и анализируется направление внутри Серебряного века, условно обозначаемое как «срединный путь». Рассматриваются тексты сравнительно поздних, «зрелых» модернистов — Михаила Кузмина, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Марины Цветаевой и Георгия Иванова — плеяды авторов, отказавшихся от
сверхценных идей символистского и футуристического образца (ухода из мира сего в мир иной; таких ипостасей писателя, как демиург, пророк, маг, сверхчеловек, Король Времени и т. д.) и видевших силу художественного высказывания в литературных достоинствах: вкусе и стиле; человеческом голосе; нетривиальном содержании; экспериментах, органично встроенных в повествование, и — шире — живом равновесии всех частей текста. Цель этой книги состоит в переосмыслении признанных шедевров Серебряного века и введении в литературоведческий оборот малоизвестных или незаслуженно забытых текстов. Новое освещение получают Кузмин и Ахматова, последняя — как сумевшая поднять жизнетворчество, практиковавшееся символистами, на недосягаемый для них
уровень, соответствовавший модернистской эстетике «срединности».

Детальные монографические разборы, предложенные в 14 главах этой книги, сочетаются с рассуждениями о состоянии таких субдисциплин, как ахматоведение, кузминистика и мандельштамоведение.

Презентация книги в Доме Лосева 6 июля 2021 -  https://www.youtube.com/watch?v=Guy37m7fpAM .

Книга посвящена диалогу русских писателей-модернистов с Данте и Петраркой. В трех ее разделах исследуются: общемодернистское преклонение перед «Канцоньере» Петрарки; стихотворения Анненского, Кузмина, Ходасевича и Ахматовой, отмеченные творческой переработкой «Божественной комедии» и «Канцоньере»; и путь, проделанный Мандельштамом от игнорирования Данте и Петрарки к оригинальному переосмыслению их наследия в стихах и прозе. Эти сюжеты рассматриваются на фоне господствовавших в Серебряном веке эстетических тенденции как смена одних форм апроприации Данте и Петрарки другими.
Монография предназначена для специалистов по русскому модернизму и русско-итальянским связям, а также для широкого круга любителей литературы.


In English

Ital’ianias’, ruseia: Dante i Petrarka v khudozhestvennom diskurse Serebrianogo veka ot simvolistov do Mandel’shtama (Going Italian, Going Russian: Dante and Petrarch in Silver Age Letters from the Symbolists to Mandel’shtam) takes its name from a famous line by Osip Mandel’shtam, and Mandel’shtam is in fact its central figure. The first part of the monograph explores the Russian Petrarchism which boomed during the Silver Age, the second is a close analysis of poems by Innokentii Annenskii, Mikhail Kuzmin, Vladislav Khodasevich and Anna Akhmatova written in the shadow of the Dante-Petrarch tradition, while the third and last part focuses exclusively on Mandel’shtam. It explores his journey from a complete lack of interest in the two Italian classics (who, in his mind, were a part of the Russian Symbolist canon, and, thus, not his cup of tea) to admiration and the reworking of their heritage into something qualitatively new. The chapter sheds light on all of Mandel’shtam’s references to New Life, Divine Comedy and Canzoniere, including previously unnoted ones.

In italiano

Ital’janias’, ruseja: Dante i Petrarka v chudožestvennom diskurse Serebrjanogo veka ot simvolistov do Mandel’štama (Italianeggiando, russeggiando: Dante e Petrarca nel discorso artistico del secolo d’argento dai simbolisti a Mandel’štam) deve il suo nome al famoso verso di Osip Mandel’štam, il quale è la figura centrale del libro. La prima parte di questa monografia esplora il Petrarchismo russo, che prosperò durante il secolo d’argento; la seconda è un’analisi dettagliata di numerose poesie di Innokentii Annenskii, Michail Kuzmin, Vladislav Chodasevič e Anna Achmatova scritte all’ombra della tradizione dantesca e petrarchesca; mentre la terza e ultima parte si concentra esclusivamente su Mandel’štam. Essa esplora il percorso del poeta dalla sua completa ignoranza dei due classici italiani (i quali inizialmente erano per lui parte del canone del simbolismo russo e perciò non corrispondevano esattamente alla sua poetica) alla sua ammirazione di essi e alla sua rielaborazione della loro eredità in qualche cosa di nuovo. Il capitolo prende in considerazione tutti i riferimenti di Mandel’štam a La vita nuova, La Divina Commedia e il Canzoniere, includendone anche alcuni che non erano stati ancora messi in evidenza.

See http://knigirggu.ru/catalog/literature/978-5-7281-2289-0/

В книге впервые делается попытка анализа некоторых системных механизмов, работающих на семантическом пространстве текста Мандельштама и его языковой картины мира. В частности, рассматривается специфический аппарат порождения текста, связывающий мандельштамовский дискурс с традиционным еврейским дискурсом мидрашного типа.
Приложение содержит исследованный автором и впервые полностью предъявляемый читателю корпус иноязычных слов и словосочетаний, "проступающих" из текста Мандельштама, т. е. ситуаций типа "...есть блуд труда, и он у нас в крови".

The purpose of this book is to explore the structure of the text as such using a metalanguage derived from quantitative poetics. Grigori Utgof ’s thesis is that texts should be studied statistically. The main problems addressed in his research are the problem of successivity on the formal (syntactic) plane of artistic texts, and the problem of syntactic dissimilarity. Largely prompted by Yuri Tynianov’s famous statement concerning the question of form  (cf.: “The unity of the work is not a closed, symmetrical intactness, but an unfolding, dynamic integrity. Between its elements is not the static sign of equality and addition, but the dynamic sign of correlation and integration. The form of the literary work must be recognized as a dynamic phenomenon”) Grigori Utgof demonstrates the inherent nonidentity of the intratextual order, and proceeds to the problem of measuring some translated texts’ dissimilarities. In particular, his book is an inquiry into the structure of the following eight texts: _Приглашение на казнь_ / _Invitation to a Beheading_ by Vladimir Nabokov, and the novel’s Estonian translation _Kutse tapalavale_ [_Invitation to the Block_] by Rein Saluri; “За гремучую доблесть грядущих веков...” by Osip Mandel’shtam, and two translations of this poem into English: “In the Name of the Higher Tribes of the Future…” by Robert Lowell and “For the Sake of the Resonant Valor of Ages to Come…” by Vladimir Nabokov; “Облако в штанах” (“Cloud in Trousers”) by Vladimir Mayakovsky; “Ballada [Ballade]” by Czesław Miłosz in Natalya Gorbanevskaya’s translation (“Баллада”).

Exile is a jealous state. What you achieve in exile is precisely what you have no wish to share. (Edward Said, The Mind of Winter. Reflections on life in exile, 1984) Abbiamo imparato davvero molto, lo sai. Come viene tolto, via via, ciò che non poteva essere, le persone, le contrade.

POETIC ADDRESS AND INTIMATE READING: THE OFFERED HAND by William Waters. Originally in _Literary Imagination_ 2.2 (2000);  reprinted in abridged form (approximately this version) in _Poetry and Dialogism: Hearing Over_, ed. Mara Scanlon & Chad Engbers. Palgrave Macmillan, 2014.

Viele Arbeiten 2 , die sich mit dem tragischen Leben und Sterben Paul Celans auseinandersetzen, zitieren folgenden Ausspruch Clemens Brentanos über Hölderlin: "Manchmal wird dieser Genius dunkel und versinkt in den bitteren Brunnen seines Herzens." (Meine Hervorhebung -I.E.) Dieses Zitat hat seine Berechtigung, denn der akribische Leser Paul Celan, der unzählige Lektürespuren hinterlassen hat, hat es selbst in einer Hölderlin-Biographie unterstrichen und offen auf seinem Schreibtisch liegen gelassen, bevor er sich wohl am 20. April 1970 vom Pont Mirabeau aus in die Seine stürzte. Im Folgenden werde ich über diesen dunklen Genius sprechen, dabei muss zunächst betont werden, dass es einen dunklen Genius Paul Celans gibt, einen Genius der Dunkelheit also und der Eindunkelung.

This paper analyses a poem by Osip Mandelstam, his 1932 “To the German Tongue”, as it explores and reveals the tensions and dangers of Soviet discursivity and subjectivity. Tracing its semantic unfolding shaped by ambiguities, nuances, and subtle transitions, and illuminating its evocations of the long-gone cultural past, I approach the poem as a consistent, if meaningfully opaque, reflection on the Soviet experience. Mandelstam built upon and self-consciously enacted theoretically informed conceptions of the lyric, the poetic subject, and poetic language developed in Formalist scholarship and adopted in some of his own critical writing. I argue that in the poem, as well as in the criticism which framed it, these Formalist concepts revealed an undercurrent of political signification, made even more evident in the reflections on Soviet political and aesthetic experience in the memoirist writing of a Lidiia Ginzburg or a Nadezhda Mandelstam.

Настоящая статья представляет собой монографический анализ герметичного четверостишия позднего Мандельштама, посвященного итальянскому языку. Несмотря на его лаконичность в нем варьируется сразу несколько традиционных топосов. Это, в частности, споры о том, каков характер итальянского языка (для Мандельштама - то женский, то детский), а также вопрос о том, как на итальянский язык повлияли его авторы, а именно Петрарка, Ариосто и Тассо. Мандельштамовская миниатюра вдобавок украшена такими ключевыми словами, как жемчуг и друг, тянущими за собой русско-итальянские ассоциации, и - в глубоко запрятанном виде - гастрономической метафорой: вкушения итальянской фонетики как устрицы. После проведенного разбора "Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг..." предстает оригинальнейшим высказыванием в такой, казалось бы, хорошо разработанной русскими поэтами области, как итальянофилия.

Веб-сайт Летней школы - https://schoolsummer.jimdo.com/о-журнале/номера-журнала/2018-т-14-1/ .

This article is a close reading of Osip Mandel'shtam's enigmatic quatrain (1933, 1935) about the Italian language. Brief as it is, it boasts variation on several traditional topoi at once. Two among them are: disputes about the nature of the literary Italian language (for Mandel'shtam Italian sounded sometimes feminine, sometimes childish) and the issue of it having been shaped by its founders, namely Petrarch, Ariosto and Tasso. The miniature poem is lavishly decorated with the key-words pearl and friend involving Russian-Italian associations and also harbors a rich gastronomic metaphor: relishing Italian phonetics like an oyster. The paper shows the poem to be a consummate gem in the widespread genre of Russian Italophile verse.

Ключевые слова: Мандельштам, филологическая поэзия, монографический разбор одного произведения, грамматика поэзии, интертекстуальность, Петрарка, Ариосто, Тассо, Ломоносов, Батюшков, Пушкин, русская итальянофилия, споры о характере разных языков, топос жемчуга, топос устрицы, мотив дружбы

Key words: Mandel'shtam, philological poetry, close reading of a text, the grammar of poetry, intertextuality, Petrarch, Ariosto, Tasso, Lomonosov, Batiushkov, Pushkin, Russian Italophilia, debates on the gender of different languages, pearl topos, oyster topos, friendship motif

В статье, основанной на архивных источниках, уточняется дата рождения Ю.Г. Оксмана, подробно рассказывается о его годах обучения в германских университетах (1912-1913) и в Петербургском университете (1913-1917). Приводится неизвестная прежде дата из биографии О. Э. Мандельштама.

В статье, являющейся частью большого исследования о поэзии Осипа Мандельштама, предложен новый подход к его переводам сонетов Петрарки. Сопоставление риторики, поэтики и интертекстуального фона 164-го сонета («Or che ’l ciel et la terra e ’l vento tace…») и мандельштамовского перевода («Когда уснет земля и жар отпышет…») приводит исследователя к выводу, что точность не входила в переводческую стратегию Мандельштама. Русский поэт переписал текст Петрарки по-своему, следуя своей собственной логике. В переводе 164-го сонета Мандельштам подчеркивал свое сходство с Петраркой, создавая «филологическую» поэзию с сильным интертекстуальным компонентом.
Ключевые слова: О. Мандельштам, Петрарка, сонет 164, поэтика перевода.

This article, part of a larger study of Osip Mandelshtam’s interest in Italian poetry, develops a new approach to his translations of Petrarch’s sonnets. Comparing Petrarch’s rhetoric, poetics and intertextual background of sonnet 164 (“Or che ’l ciel et la terra e ’l vento tace…”) to that of Mandelshtam’s translation (“Kogda usnet zemlia i zhar otpyshet…”), the author concludes that fidelity to the original was not Mandelshtam’s main strategy. The Russian poet rewrote Petrarch’s text in his own mode, following his own logic. In sonnet 164, Mandelshtam’s conceit was to emphasize his affinity to Petrarch in creating “philological” poetry with a strong intertextual component.
Key words: Osip Mandelshtam, Petrarch, sonnet 164, poetics of translation.

“Venetian Life” (1920) is one of Osip Mandelstam’s most complex and semantically rich poems, and many a study has been devoted to deciphering this text. Even at the most rudimentary level, however, this project is far from complete. The principal genre-determining subtext of the poem has gone unnoticed, as have other intertextual connections. An examination of newly discovered pictorial subtexts demonstrates the decisive part played by ecphrasis in the poem and enables one to adopt the author’s genre positioning of “Venetian Life” as a poetic vanitas, one that is not only formally constructed according to the same principle as various vanitates in painting, but also lays claim to the totality of the genre’s traditional meanings.

Статья продолжает мою книгу ""Мир", "пространство", "время" в поэзии Мандельштама". В ней рассматриваются еще две категории поэтического мира Мандельштама, "вещи" и "человек". Статья посящена выявлению мандельштамовского инвариант а"de rerum natura", до сих пор не замечавшегося. Он иллюстрируется путем разбора стихотворений, описывающих шиповник, щегла, улицу, городской пейзаж Воронежа и картину Серова. К сожалению, эта статья смогла быть вывешена здесь без 3 иллюстраций.