И. Кант: свобода, грех, прощение
Иван Владиленович Кузин2010
Sign up for access to the world's latest research
Abstract
This article offers a comparative analysis of Kant"s moral philosophy and the philosophy of Sade revealing the paradoxes of the categorical imperative. The satisfaction of the requirement of the categorical imperative is, on the one hand, a single and unique act and, on the other hand, a permanent and universal one. Although the familiarity with the categorical imperative does not always result in a moral action, the familiarity itself alongside the idea of forgiveness may be considered as a manifestation of morality and freedom.
Key takeaways
- Любопытно, что формулировка категорического императива, не совпадая с содержательно определенным нравственным законом, то есть зависящим от времени и социальных изменений, и являясь тем самым определением свободы как таковой, в смысле независимости от чувственно природносущего, вполне может быть соотнесена с максимой суверенного субъекта 2 в маргинальной для классического дискурса философии маркиза де Сада.
- При конкретном содержательном наполнении формы категорического императива, чего стараются избегать и Кант, и Сад (хотя последовательности в этом им все же не хватает), мы сталкиваемся с парадоксами, или с кантовской антиномией личного счастья и добродетели.
- Подчеркивая печальную участь человека, его раздвоенность, невозможность окончательного осуществления категорического императива в нашей эмпирической жизни, Кант находит успокоение в том, что из фактов события свободы в этой жизни необходимо предположить бессмертие души, которая после смерти тела сможет полностью осуществляться в ноуменальном мире как свободная и счастливая.
- То, что, с одной стороны, осуществление требования категорического императива является однократным и уникальным актом, а с другой -постоянным и универсальным, действительно и в отношении жеста прощения: «Все решает лишь миг решения, по собственному произволу взрезающий временну ю длительность: прощение прощает один раз, и этот раз есть буквально раз-и-навсегда!
- В-третьих, христианские догмы могут восприниматься как спекулятивные и мистические, мифические и неразумные и т. п., но и Бог в пределах разума (в определенном смысле совпадающий с формой категорического императива как морально-этической нормой и «местом» свободы) , являясь, конечно, побуждающим к нравственному действию началом, все же не становится, вопреки надеждам Канта, более строгим и обязательным началом, чем христианская вера.
