Песня про купца Калашникова. Проблема героизма

В статье рассматриваются вопросы исторической эволюции песенного творчества ингушского народа, которые трансформируясь, явились основой возникновения героических песен

Антропологический форум, 2019

Alexander Liarsky, Rustam Fakhretdinov. “To the memory of the Russian German War”: artilleryman Talashov’s songbook. The article is based on a notebook of a young Russian artilleryman of peasant origin. He started it at the beginning of the first World War — during which he experienced the February Revolution — and continued the notebook until the 1920s. Nine poetic texts recorded from 1916 to 1917 are the core content. There are melodramatic or revolutionary songs and letters in verses. The young man has signed some of them. In the final signature he calls himself “a citizen” in its revolutionary meaning. Although he tore out most other pages, the holder preserved the poetic texts and some other records. The article analyzes the selection criteria for recording and preserving, as well as the dynamics of the content. Evidently, the holder has kept poetic texts as a memory of his maturation and finding himself. This process coincided with momentous social transformations in Russia. The article is accompanied by the publication of all poetic texts from the notebook with folkloristic comments linking to their other published or archived versions.

Традиционная культура, 2015

Песня «Катюша» и ее бытование в народной среде признаны новым ти-пом фольклоризации авторского текста. «Катюша» Исаковского и переделки являют-ся вариантами одной фольклорной песни, причем авторская «Катюша» не является инвариантом. Снижающие переделки в детской среде выполняют образовательную функцию. Но большинство переделок «Катюши» продолжают пафос оригинала. Иногда исполнитель поет цикл переделок. Цикл из двух вариантов: финская (1), Великая Отечественная война (2). Народ подчеркивает повторяемость и вариативность событий; меняются названия войн, но неизменные боец и Катюша воплощают миф о защитнике Родины и верно ждущей его девушке. Герои статичны, но парное исполнение формирует сюжет. В цикле из четырех вариантов порядок исполнения выявляет сюжет, построенный на перемене статуса героини: Катюша провожает любимого (1), партизанка (2), сообщает об этом «залеточке» (3), медсестра, спасает всех защитников Родины (4). Музыкальные циклы вариации на тему и литературный цикл Пастернака «Тема с вариациями» построены как бессюжетное собрание стилистически разных решений темы: первое стихотворение представляет тему, остальные стилистически варьируют ее, как музыкальные инструменты в джазовой композиции. В фольклорных циклах нет «инструментальных» джазовых вариаций ситуации или статуса, поскольку игра стилями несвойственна фольклорному сознанию. Стилистически переделки повторяют «Катюшу» Исаковского. Причины популярности «Катюши» как источника переделок заключены в ее тексте. Исаковский признавался, что не смог создать сюжет песни. Но непроясненность действий Катюши была продуктивна для ее судьбы. Народ создал вариации на тему, что произошло с Катюшей, когда она вышла на берег. Исаковский возражал против признания вариаций новым типом фольклоризации, поскольку не мог отказаться от авторства «Катюши». Но народ не воспринимал «Катюшу» как песню авторскую и доказывал свои права на нее многочисленными переделками.

Русская литература. 1996. №4. С. 41 - 52.

Russian Literature 2007, 62/2 pp. 241-254

We suggest an integral interpretation of Pushkin's T h e Tale of the Golden Cockerel'. We argue that the Shamakhan Queen is nothing else than the disaster mentioned in the "guarantee" of the golden cockerel's work presented by the eunuch. The tsar turns out to be an unintentional seeker of Disaster, which the eunuch actually sends to obtain. Motifs of the magic disaster overlap with those of a human one, the source of a human disaster being a weak tsar behaving himself in a monstrous way. In Pushkin's work common fairytale elements are replaced by their negative counterparts and the "lack" becomes the constructive principle on its own. In this respect, the theme of castration, the explicit bearer of which is the eunuch, is embodied on the structural level.

Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Социология., 2023

В статье представлены результаты междисциплинарного философско-социологического исследования героизма. В теоретической вводной части проведен семиотический анализ понятия героизма с точки зрения концепта хронотопа в западноевропейской культуре, обозначены константы отечественной семантики понятий героя, героизма и героического, прослежена динамика изменения смыслов героического, поступка и подвига. Социологический подход, продолжая философское осмысление героизма, рассматривает данный феномен через социальное отношение, следуя в заданном Н.К. Михайловским на-правлении. Для осмысления связи героя и толпы задействованы такие социологические подходы, как креативная и реляционная теории социального действия и положения реляционной социологии П. Донати. В эмпирической части представлены результаты социологического опроса 1350 россиян разных поколений в восьми федеральных округах. Основная цель статьи — рассмотрение понятий героя и героизма как репрезентаций коллективной (исторической) памяти. Эмпирическое исследование состояло из двух разделов: один посвящен коллективной памяти россиян и историческим знаниям, второй — героям и героизму в оценках советского и постсоветского поколений. Результаты первой части опроса показывают в целом угасание коллективной памяти, причем события более древней истории вызывают меньше интереса и по ним меньше знаний, чем, например, по советскому периоду. Превалирующая часть значимых событий российской истории воспринимается как триумфальная, а не травматическая, а большинство военных кампаний, в том числе нынешних, — через фигуру победителя, а не побежденного. По мнению респондентов, героизма в прошлом было больше. Героизм связывается с такими качествами личности, как сила, активность, чувство долга, спасение других не ради корысти, способность не опустить руки даже в самой сложной ситуации. Сам герой воспринимается не только как спаситель, но и как правдолюбец, что особенно значимо для советских поколений.

Россия XXI, 2015

Героизм был и продолжает оставаться одним из наиболее эффективных средств легитимации коммунистического режима. В то же время сотворение героев являлось действенным инструментом формирования советских элит. Возникновение «героической» квазисоциальной прослойки населения стало наиболее ярко выраженным образчиком социальной мобильности советского общества. Прослеживается генезис этого явления: от культа павших героев времен революции и гражданской войны через «постгероический» нэп до «времени героев» второй половины 1930-х годов, знаменовавшегося целевой функционализацией образа героя. Отдельное внимание уделяется роли «героического» нарратива. Heroism was and remains to be one of the most effective tools of Communist regime legitimization. At the same time creation of heroes was an effective tool of the Soviet elites formation. Rise of “heroic” quasi-social layer of population became the most pronounced example of social mobility in the Soviet society. The author traces genesis of this phenomenon from the cult of fallen heroes of the revolution and civil through the “post-heroic” “New Economic Policy” period up to “the time of heroes” of the second half of the 1930s. This later period was marked with a hero’s image functionality. A particular attention is paid to the role of the “heroic” narrative.

A hero and a coward. How do they differ? The hero loves Life, the coward loves its cover: his skin instead of it. Therefore, death is the mistress of the coward, and the servant of the hero. // Герой и трус. Вы чем их различье? Герой любит Жизнь, трус — покров ее: шкуру свою ей взамен. С тем смерть трусу хозяйка, герою — слуга.

Фольклор: структура, типология, семиотика, 2019

The history of the folk song “Luchinushka” (“Luchina, luchina berezovaya) in the 19th and 20th centuries is, in fact, a history of its actualization. In folk tradition the song is restricted women’s repertoire, with all the changes occurring due to the realities of the new times. On popular scene the song transfers from women’s repertoire to men’s and becomes a meditative lyrical piece (a genre unknown to folk songs) instead of a family everyday one. In the same time, song texts are formed that compensate this transfer (e.g., the song “Noch’ temna-temnyokhon’ka”). This demonstrates how it is nearly impossible to keep the folk worldview intact while actualizing folk cultural heritage, therefore any actualization of cultural heritage is, in essence, a kitch reaction to a contemporary demand. The processes exemplified by the history of the song “Luchina, luchinushka berezovaya” are easily seen in history of actualization of any other phenomena of traditional culture, including applied ones. Being aware of this process does not imply that one should stop in one’s attempt to incorporate and promote folk heritage. Yet it is also unadvisable to believe that forms of such incorporation and propaganda are relevant to the folk culture itself. The only way to achieve productive actualization is to understand clearly and fully that any incorporation of folk culture is, in essence, an unintentional distortion of it.

Таинство слова и образа: сборник материалов научно-богословской конференции кафедры филологии Московской духовной академии 24–25 ноября 2022 г. , 2022

Статья рассматривает каноны и молитвы в древнерусских богослужебных сборниках на примере «Канона о грехе» в рукописи F.п.I.73, не имеющего аналога в других древнерусских рукописях. Кроме того, анализируется молитва, присоединенная к канону. Выяснено, что она является составной и включает элементы пяти иных молитв. Текст канона и двух молитв опубликован.