Треугольник Ильенкова: марксизм в поисках философских корней

2015

В работе прослеживаются исторические и логические взаимосвязи философии Ильенкова с западным марксизмом, а также направления ее современной рецепции на Западе. Особое внимание уделено точкам пересечения и расхождения Ильенкова с Лукачем и школой делла Вольпе. The paper traces the historical and logical relationships between philosophy of Ilyenkov and Western Marxism, as well as the directions of its modern reception in the West. The special attention is paid to the points of intersection and divergence of Ilyenkov with Lukács and della Volpe school.

Русский логос: горизонты осмысления. Материалы международной фи-лософской конференции, 2017

The focus of the article is an episode of the creative biography of the Soviet Marxist E.V. Ilyenkov. The author analyzes the content of Ilyenkov's work in connection with institutional events and demonstrates that the meaning of what is happening lies in the assertion of the autonomy of the philosophical field. This calls into question the legitimacy of qualifying as an ideology the whole of Soviet Marxism. On the other hand, Ilyenkov's philosophy shows the cultural specificity that gave rise to it, as a reflection on this culture and in so far its ideology

С Со ов вр ре ем ме ен нн на ая я г гу ум ма ан ни ит та ар рн на ая я а ак ка ад де ем ми ия я Ф Фи ил ло ос со оф фс ск ко ое е о об бщ ще ес ст тв во о « «Д Ди иа ал ле ек кт ти ик ка а и и к ку ул ль ьт ту ур ра а» » О Об бщ ще ер ро ос сс си ий йс ск ко ое е о об бщ ще ес ст тв ве ен нн но ое е д дв ви иж же ен ни ие е « «А Ал ль ьт те ер рн на ат ти ив вы ы» » А Ал ле ек кс са ан нд др ро ов вс ск ки ий й и ин нс ст ти ит ту ут т Х Хе ел ль ьс си ин нк кс ск ко ог го о у ун ни ив ве ер рс си ит те ет та а ( (Ф Фи ин нл ля ян нд ди ия я) ) Ж Жу ур рн на ал л « «H Hi is st to or ri ic ca al l M Ma at te er ri ia al li is sm m» » ( (В Ве ел ли ик ко об бр ри ит та ан ни ия я) )

Вестник МГПУ, 2022

На рубеже XIX-XX вв. в России шла бурная общественная дискуссия о роли капитализма в развитии страны. В ней основными оппонентами по отношению друг к другу выступали народники, отрицавшие неотвратимость капитализма, и марксисты, убежденные в его неизбежности. Один из популярных писателей и публицистов той эпохи-Н. Г. Гарин-Михайловский-сначала разделял идеи народников, но затем, разуверившись в них, начал сочувствовать их противникам. В советской историографии Гарина (хотя и с оговорками, что до конца всей «глубины и верности» учения Маркса-Ленина он не понял) однозначно причисляли к марксистам, причем к сторонникам его радикального, революционного, течения. Для этого имелись основания: Гарин-Михайловский поддерживал деньгами первую в России легальную марксистскую газету «Самарский вестник», а потом перечислял немалые суммы на нужды РСДРП. Однако подобная трактовка взглядов писателя представляется как минимум упрощенной, как максимум-неверной. Герой этой статьи действительно сочувствовал марксизму, но при этом отрицал основные его положения, связанные с насилием и революцией, уповая на мирный, эволюционный потенциал учения. Увлечение Гарина следует признать вполне типичным для среды интеллигенции того времени: недаром другим примером в этом роде служит М. Горький. Точно так же и часть российской деловой элиты (в частности, С. И. Морозов) поддерживала марксистов, видя в них силу, которая сметет все средневековые социально-экономические и политические пережитки и выведет Россию на дорогу прогресса. At the turn of the XIX-XX centuries. in Russia there was a stormy public discussion about the role of capitalism in the development of the country. In it, the main opponents in relation to each other were the Narodniks, who denied the inevitability of capitalism, and the Marxists, who were convinced of its inevitability. One of the most popular writers and publicists of that era - N.G. Garin-Mikhailovsky - at first he shared the ideas of the populists, but then, having lost faith in them, began to sympathize with their opponents. In Soviet historiography, Garin (albeit with reservations that he did not fully understand the entire "depth and fidelity" of the teachings of Marx-Lenin) was unequivocally ranked among the Marxists - and among the supporters of its radical, revolutionary movement. There were grounds for this: Garin-Mikhailovsky supported the first legal Marxist newspaper in Russia, Samarsky Vestnik, with money, and then transferred considerable sums to the needs of the RSDLP. However, such an interpretation of the writer's views seems to be at least simplified, at the most incorrect. The hero of this article really sympathized with Marxism, but at the same time denied its main provisions related to violence and revolutions, relying on the peaceful, evolutionary potential of the doctrine. Garin's enthusiasm should be recognized as quite typical for the milieu of the then intelligentsia - it is not for nothing that M. Gorky serves as another example of this kind. In the same way, a part of the Russian business elite (in particular, S.I.Morozov) supported the Marxists, seeing in them a force that would sweep away all medieval socio-economic and political vestiges and lead Russia onto the road of progress.

Общество: философия, история, культура, 2019

Гладков Дмитрий Игоревич аспирант кафедры философии и теологии Белгородского государственного национального исследовательского университета ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ А.Я. ГУРЕВИЧА (К ОПЫТУ ОСМЫСЛЕНИЯ МАРКСИСТСКОЙ ТРАДИЦИИ) Аннотация: В статье рассмотрены актуальные вопросы философии истории как познавательного ориентира исторического исследования и эпистемологии исторического знания в научной деятельности А.Я. Гуревича, одного из крупнейших советских и российских ученых. Проанализированы некоторые аспекты в осмыслении признанным в мире историком-медиевистом ценностных начал марксистской традиции. Последовательный анализ оценочных подходов Арона Яковлевича к теории К. Маркса проведен в связи со сложившейся отечественной практикой обращения к его трудам в работах ведущих историков нашей страны. Сформулирована мысль о том, что в фундаментальных исследованиях профессора А.Я. Гуревича, представляющих несомненный интерес для современников, интерпретируются воспринятые им из марксизма стратегии сопротивления схоластически замкнутым схемам понимания исторического процесса. Автором настоящей статьи логически обоснован вывод о том, что ученый трактует значимость категориального осмысления исторической реальности как культурно-исторической эпистемологической практики, которая позволяет уточнять предметный горизонт исследований, обновить их методологический инструментарий, «вопросники» историка, открывает иные безграничные возможности. Ключевые слова: философия истории, историческая эпистемология, общественно-экономическая формация, марксистско-ленинская философия, теоретическое наследие, медиевистика, генезис, категориальное осмысление.

Эвальд Ильенков писал, что понятие пролетариата, созданное Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, отражает действительное положение, условия существования класса рабочих и предпосылки превращения этого класса в революционный класс, свергающий господство буржуазии, уничтожающий частную собственность. При этом абстрактную определенность пролетария как угнетенного класса создают лишь филантропы и социалисты-утописты [Ильенков 1997, с. 191-192]. То есть, филантропы и социалисты-утописты верно отразили эмпирическую действительность существования рабочих, при этом не связывая это существование с противоречивой сущностью капиталистических производственных отношений. Однако в работах Маркса и Энгельса, как, впрочем, и Владимира Ленина, можно найти утверждения, в которых выражается борьба буржуазии за превращение класса рабочих в реакционный, буржуазный класс, то есть, идеи филантропов и социалистов-утопистов, находят массовую поддержку у господствующего класса, и имеют тенденцию воплощаться в общественной практике.

<...> как и в случае с исследователями, которые специально анализировали вопрос об отношении Маркса к психологии, Ильенков не проясняет то значение, которое вкладывал Маркс в термин «психология», а также то, в каком теоретическом, историко-научном контексте следует понимать его высказывание о научном статусе психологии. Поэтому целью данных тезисов будет прояснение того контекста, из которого исходил, на котором основывался Маркс, упоминая термин «психология», в процессе создания эскиза того, что Ильенков назвал «будущей материалистической психологией»

Советская философия задает и поддерживает всеохватную сетку проекта, который одновременно служит способом познания мира, способом его оценки и способом его изменения. Какая общая логика или проблема связывает теорию создания личности из «нуля психики», апологию советского проекта и острую полемику со всеми формами техницизма, сциетизма и позитивизма, подчинившими, по мнению Эвальда Ильенкова, советскую культурную модель? Педагогическая утопия Ильенкова — ключ к утопии исторической и наоборот. Даже в социалистическом обществе, где частная собственность на средства производства отменена, частное сохраняется в самой воспроизводимой диверсификации общества, в любом различии между его гражданами, в любой асимметрии занимаемых ими позиций, а фактически в том, что образует самую суть системы модерна: в автономии институционализованных способностей, лежащей в основании культурного производства. Ильенков справедливо обвиняет сциентифицирующую теорию в отрицании и пропускании противоречия, игнорировании его продуктивной силы. Но то насилие, что скрывается в самом непосредственном опыте философа, заблокировано и не может прорваться к состоянию открытого противоречия. Травма остается хорошо защищенной ее диалектическим снятием. В рамках мышления проектом критика и легитимация всегда вступают в двусмысленный союз.

Философия. Журнал Высшей школы экономики 3 (4), 251-75, 2019

Рецензия на книгу: Пущаев Ю. В. Философия советского времени : М. Мамардашвили и Э. Ильенков (энергии притяжения и отталкивания). — М. : ИНИОН РАН, 2018.

1928–1929 гг. — во многом ключевые годы в творческой и личной биографии литературного критика и историка литературы кн. Д. П. Святополк-Мирского (1890–1939), однако до настоящего времени они не получили подробного освещения в работах российских исследователей. В конце 1928 г. Мирский активно включается в работу газеты «Евразия». Он стал одним из тех сотрудников «Евразии», которые способствовали ускорению раскола евразийского движения на «левое» и «правое» (представители последнего считали газету «Евразия» просоветским и пробольшевистским органом). В «Евразии» Мирский впервые развернуто высказывался по политическим, историко-политическим и идеологическим вопросам. К 1928 г. он всё больше осознает необходимость для себя «переквалификации» из историка литературы и литературного критика в историка и политического публициста. Есть основания предполагать, что Мирский в период сотрудничества в «Евразии» видел свою историко-литературную и литературно-критическую деятельность уже только как некое инерционное — и ослабевающее — движение. Больше половины статей Мирского в «Евразии» посвящены литературе, искусству и кино. В своих литературно-критических статьях в «Евразии» он почти не упоминает евразийство как таковое и не использует евразийских понятий. Литературно-критические высказывания Мирского в «Евразии» посвящены авторам и текстам, интерес к которым подтверждается и предшествующими, и последующими публикациями критика. В статьях в «Евразии» Мирскому удалось сформулировать несколько принципиально важных для него положений, напрямую коррелирующих с идеологической эволюцией критика. Мирский выдвигает тезис об отказе от «эстетического мерила» в пользу этического. Однако было бы неверно экстраполировать декларированный Мирским утилитарно-этический подход к литературным явлениям на весь материал, с которым он имеет дело в своих статьях в «Евразии». Эстетическое основание оценок Мирского в «Евразии» можно идентифицировать, и это — классицизм. Мирский напрямую связывает плодотворность классицизма как художественной идеологии с государственной идеологией. Вместе с тем статьи в «Евразии» оказались последними высказываниями Мирского о русской литературе на русском языке, в которых он мог позволить себе быть противоречивым и непоследовательным — и всё еще оставаться одним из самых выдающихся литературных критиков русского зарубежья.