Academia.eduAcademia.edu

ИЗ ГОРОДА В МИФ («КЁНИГСБЕРГ» ЮРИЯ БУЙДЫ)

Abstract

àá ÉéêéÑÄ Ç åàî («äЁçàÉëÅÖêÉ» ûêàü ÅìâÑõ) Предлагается анализ романа Ю. Буйды «Кёнигсберг» как фрагмента «кёнигсбергского текста» русской литературы. Устанавливается, что мифологический образ Кёнигсберга-Калининграда создается в произведении благодаря подвижной границе между документальным и вымышленным, историей и наррацией, а сам текст в своей дискурсивной фактуре имитирует превращение реальности в миф. Ключевые слова: Ю. Буйда, «кёнигсбергский текст», наррация, мифопоэтика. не знал иного способа постижения этого мира, кроме сочинения этого мира. Однажды я узнал, что родной мой городок когда-то назывался не Знаменском, а Велау. Жили здесь немцы. Была здесь Восточная Пруссия. От нее остались осколки -эхо готики, дверная ручка причудливой формы, обрывок надписи на фасаде. В отличие от осьминога, бездумно занявшего чужую раковину, мне нужно было хоть что-нибудь знать о жизни, которая предшествовала моей и создала для моей жизни форму. <…> Десяти-двадцати-тридцатилетний слой русской жизни зыбился на семисотлетнем основании, о котором я ничего не знал. И ребенок начинал сочинять, собирая осколки той жизни, которые силой его воображе-© Черняков А., 2014 «…Я àÁ "ÓðÓ‰ ‡ ‚ ÏËÙ («äёÌË"Ò·Âð"» ûðËfl ÅÛȉ˚) 53 ния складывались в некую картину… Это было творение мифа. <…> Я жил в вечности, которую видел в зеркале. Это была жизнь, которая одновременно была сновидением. Сновидения созданы из того же вещества, что и слова» [2]. Этот пассаж Юрия Буйды из предисловия к книге «Прусская невеста» часто рассматривается как ключевой для авторского восприятия семантики города с двойной историей -Кёнигсберга-Калининграда. (Ре)конструкция «мифа о городе», несомненно, играет определяющую роль в художественном мире писателя, и в этом смысле Буйда может быть назван, пожалуй, центральной и наиболее значимой фигурой среди современных творцов «кёнигсбергского текста». Мысль о существовании в культуре «кёнигсбергского текста» по аналогии с «петербургским текстом» впервые была высказана Томасом Венцлова на материале так называемых «кёнигсбергских стихотворений» Иосифа Бродского периода 1964-1968 годов. Как показывает Венцлова, кёнигсбергское «присутствие» в пространстве русской литературы достаточно спорадично и скорее пунктирно, его основные топосы создаются Н. Карамзиным и А. Болотовым -это, во-первых, «память о Канте -самом знаменитом гражданине города», а вовторых, «топос инициации: именно здесь русский путешественник сталкивается с Европой, иным, западным образом жизни… В момент этого столкновения… он обретает возможность лучше познать себя и мир, размышлять о нравственности и о самом бытии» [3, с. 51]. Послевоенная история города создает свою особую семантику, которая, будучи социально-политически мотивирована, последовательно формировала «культурную амнезию» нового российского пространства: «…прежний город не только не был восстановлен, но и самая память о нем -во всяком случае, до 80-х годов -планомерно выкорчевывалась» [3, с. 52]. Весьма характерно, что последующая разработка проблематики «кёнигсбергского текста» на материале автохтонной литературной и философской традиции (С. Дах, К. Донелайтис, И. Кант, И. Бобровский) показывает, что одной из базовых ее констант выступает идея «хроносотериологии» -«спасения "бытийного времени"» в целях «преодоления танатологии "кёнигсбергского хронотопа"» [5, с. 95]. В романе Юрия Буйды «Кёнигсберг» средством и возможностью подобного «спасения времени» и одновременно постижения себя в нем выступает двойственность Кёнигсберга-Калининграда -города, который живет между историей и наррацией о ней, фактуальным и фикциональным, подлинной и вымышленной топографией.

Loading...

Loading Preview

Sorry, preview is currently unavailable. You can download the paper by clicking the button above.